Голубков Николай Евгеньевич

Пока мы живы, будем помнить…

Я листаю ветхие страницы архивных материалов Адвокатской палаты и уголовных дел УНКВД Новосибирской области и не покидает ощущение утраты. Перед глазами из небытия встаёт образ человека, страданиями и болью расплатившегося за идеи добра и справедливости. Человека, для которого честь и достоинство оказались выше собственной жизни.

У меня один нарратив этой истории: забудем о близком нам человеке с такой судьбой – не вспомнят и о нас, в благополучии пребывающих. Упустим момент оставить его рядом с нами навсегда – навсегда утратим шанс объяснить молодому поколению защитников, как выглядит адвокатский подвиг.

Апрель 1938 года. Внутренняя тюрьма УНКВД Новосибирской области…

Очередной удар повалил его на пол. Рухнув вместе со стулом, он прижался щекой к затертым сапогами доскам…

Он уже давно болел туберкулезом. Зная о его недуге, следователь и подручные старались бить ему в грудь. Он и до этого кашлял кровью. Теперь же, после каждого из допросов, она шла изо рта потоком, ему трудно было дышать. Требовалось от него - признаться в организации контртеррористического белогвардейского подполья, приготавливающего убийства первых лиц страны.

Это обвинение могло вызвать улыбку. Он вспомнил, как ученый Николай Козырев вообще рассмеялся в суде, когда его обвинили в попытке угнать на Запад реку Волгу. Но смех Козырева длился не долго – осудили на 10 лет лагерей. Здесь же сроком не отделаешься: он понимал, какую роль ему приготовили.

Как осуществляется «правосудие» он знал хорошо. В скольких таких процессах он уже побывал, отстаивая невиновность людей, попавших в жернова репрессий…

Прекратить мучения можно было прямо сейчас, подписав согласие с этим чудовищным по содержанию обвинением.

От него требовалось признаться в том, что он завербовал для убийства главных лиц страны членов президиума коллегии защитников – в частности, Хайдукова. То есть, согласившись с обвинением и ступив на самый легкий для себя путь (как бы чудовищно это не звучало – «легкий путь»…), он доложен был оговорить коллег. Ведь, сказав «да», он должен был ретранслировать чуши и о том, какие роли они исполняли в террористической организации. То есть, он должен был – предать, а потом - оболгать. Наверное, есть более точное выражение: он должен был приговорить их к смерти.

Он лежал в луже крови на полу тюрьмы УНКВД и требовал от себя только одного - выдержать…

Николай Евгеньевич Голубков родился 28 марта 1886 года в Москве, в семье учителей. Жадный до знаний и жизни, он уже ясно представлял свой путь. Профессией присяжного поверенного он грезил с юношества. Блестяще окончив университет в Петербурге, он получил классическое юридическое образование ещё до революции. Он слушал лучших присяжных поверенных в столичных судах, увлекался историей государства и права Древнего Рима, писал заметки русского адвоката.

Его знания и широкий кругозор открывали простор для реализации самых грандиозных планов. Революция 1917 года оборвала его карьеру юриста, но он не отчаивался. В 1921 году он по собственному желанию приехал в Сибирь пропагандировать право и улучшать жизнь людей. В Сибири закончилась гражданская война, формирование государственного юридического аппарата только начиналось. В адвокатуру он придёт в 1924 году, вернувшись к тому, с чего начинал…

Николай Евгеньевич слыл настоящим умницей и душой компании, он завораживал чистотой и изящностью речи в суде и в дружеском общении. Уже стал проявляться туберкулез, но Голубков не унывал. Он никогда не выступал против Советской власти, он не был политиком и не стремился к противостоянию с большевизмом, но его эрудиция и выдающийся кругозор постоянно раздражали как обком союза рабочего суда и прокуратуры, так и партком областного суда.

Жестокие репрессии не могли обойти стороной сибирскую столицу – Новосибирск. Органы НКВД и крайком партии руководствовались указаниями И.В. Сталина на пленуме ЦК ВКП(б) 1937 года: в стране нет ни одного учреждения, где не засел бы враг, ставящий своею целью реставрацию капитализма.

«Бдительность» – тезис Сталина, проявился во время репрессий новосибирской адвокатуры. Еще до их массового характера отношение властей к защитнику было подозрительным. Новая власть не могла избавиться от ощущения опасности, исходящей от людей, чья профессия зародилась при царизме. А адвокат, превосходящий умом и талантами судей и прокуроров – он вызывал уже не опасение, он представлял угрозу …

Николай Евгеньевич Голубков был всего лишь сыном учителей, но эти учителя жили при царизме и учили при царизме…

И вскоре его имя в нежелательном контексте прозвучало впервые. Именно на президиуме краевого суда было отмечено, что «президиум коллегии защитников вызывает много вопросов». Например, Голубков – бывший канцелярист при царском режиме…

23 марта 1935 года - это был день начала страшной расправы…

Постановлением президиума крайисполкома № 71518с назначалась полная проверка деятельности коллегии защитников. Как следует из многочисленных материалов уголовных дел, уже в тот период многие из адвокатов были «замечены», и над их деятельностью был установлен негласный контроль. Был среди них и Николай Голубков.

Предпринятая массовая «чистка» коллегии защитников была частью программы партии по созданию социально близкой, хорошо управляемой интеллигенции. По мнению властей, «чистки» способствовали укреплению коллегий - их освобождению от классово чуждых элементов. В действительности же с помощью чисток уничтожались традиции российской адвокатуры.

Что же являлось так называемыми пережитками, лицом которых явился Николай Евгеньевич Голубков? Это - взаимопомощь и солидарность с коллегами, готовность поддержать, не оставить в беде, отдать все ради спасения коллеги. Это то, чем все эти годы жил и чтил Николай Евгеньевич. Это то, что мы сегодня почитаем как традицию.

Чтобы окончательно сломить адвокатуру, нужны были громкие политические процессы. Нужны были «враги народа», проникшие в адвокатуру для использования судебной трибуны для контрреволюционных диверсий.

Удары наносились изощренно по тем, кто получил классическое юридическое образование до революции, успел поработать до хаоса в стране и унаследовать лучшие традиции присяжной адвокатуры.

Что касается Николая Евгеньевича Голубкова - из архивных материалов следует, что его принципиальная правозащитная деятельность стала надоедать судам. Сдерживаемое до поры раздражение прорвалось наружу.

Следователи уже долгое время копили в делах доносы, привлекая для оговоров сторонних лиц. Преуспевали во лжи и те, кого искусственно внедрили в коллегию защитников – партийные работники, «социально близкие» элементы. Последние продержались в коллегии недолго, уж слишком велика была пропасть между их внутренними убеждениями и задачами, стоящими перед адвокатурой. Но своё дело, за которое не возьмется ни один порядочный человек, они сделали.

На основании их клеветнических показаний УНКВД приступило к работе, и уже через несколько дней чекисты докладывали партийным органам, что вскрыли многопрофильную «контрреволюционную организацию» из четырех тысяч (!) человек, руководство которой представляли адвокаты-защитники из «старого мира». Первые расстрелы согласно постановления НКВД № 780 пройдут в течение 28 января – 3 февраля 1938 года…

Тем не менее, эти кровавые события не принесли ощутимого результата, которым должен был быть полный отказ адвокатуры от активной защиты интересов советских граждан. Адвокатура пошатнулась, но устояла. И Николая Голубкова, как одного из самых влиятельных и образованных адвокатов «старого мира», оставляли для последнего удара.

Начался полный разгром коллективов новосибирских защитников. Но казни и разгром коллегии следовало узаконить, необходимо было придать бесчинству черты легитимности. И в этот момент председатель областного суда в ультимативной форме потребовал от президиума коллегии созыва общего собрания. Президиум, возглавляемый защитником Павлом Хайдуковым, не сдавался.

Хайдукова поддерживал и Николай Голубков, который был уверен, что адвокатура способна отстаивать права адвокатов и принимать решения самостоятельно. Это были первые шаги адвокатуры к своей независимости. Шаги по луже крови…

По замыслу партийной власти их ликвидация должна была пройти в условиях, исключающих упрек в расправе. Для этого партийно-советские органы дали жесточайшую рекомендацию краевому суду по организации собрания защитников, наделив именно суд особыми полномочиями при его проведении. На собрании должна звучать критика деятельности президиума и его самых ярких представителей (Голубкова), там же должен быть рассмотрен вопрос о соответствии занимаемой должности Хайдукова. Но это были слишком яркие фигуры, чтобы его можно было свергнуть посредством нелепой критики.

И тогда на помощь были призваны органы госбезопасности, которые 30 апреля 1937 года демонстративно арестовали ближайшего соратника Павла Хайдукова – Николая Голубкова.

План был прост и давно работал. На собрании должны быть зачитаны показания Николая Голубкова, из которых бы следовало, что он и Хайдуков являлись руководителями организации, готовящей покушения на государственных деятелей СССР. Это означало конец «старорежимной» адвокатуры – в деле её разгрома была бы поставлена точка.

Из обвинительного заключения:

«В декабре 1937 года, высказывая свои контрреволюционные настроения, о якобы, тяжелой жизни в СССР, Н.Е. Голубков призывал к совершению террористических актов над руководителями ВКП(б) и советского правительства, тут же заявляя о своем непоколебимом намерении принять участие в осуществлении террористических актов, принимая меры к созданию террористической группы»…

В 19 часов 18 июля 1938 года член обкома ВКП(б) Воробьев, член обкома союза рабочего суда и прокуратуры Старостенко, председатель облсуда Островский, секретарь парткома Гайбович и председатель трибунала Томской железной дороги Шикин собрали 54 члена коллективов защитников в зале и потребовали от председателя президиума отчет о состоянии дел. При этом Павла Хайдукова его почти никто не слушал, и в течение последующих пяти (!) дней адвокатам просто предлагалась бессмысленная пропаганда. Ситуация вызывала недоумение у защитников. Но почему - пяти дней?

Потому что в это время во внутренней тюрьме УНКВД подвергался жесточайшим пыткам Николай Голубков, чьи показания должны были прозвучать на собрании.

Его пытали с апреля 1937 года, но в эти дни особенно люто. Срывался план по дискредитации новосибирской адвокатуры – собрание шло, а адвокат отказывался признавать себя виновным. Время шло, а Голубков отрицал какую бы то ни было причастность к террористической организации. Таким образом, он уводил от беды и Павла Хайдукова, своего коллегу…

А время шло. Паузы нужно было чем-то заполнять…

«Защитник дискредитирует судью и прокурора, когда отмечает их беззаконие», - звучали слова председателя областного суда.

А время шло…

Речи инициаторов расправы принимали все более затяжной характер.

«Нашей славной разведкой – органами НКВД из коллегии изъято немало врагов народа, пробравшихся в советскую защиту для использования трибуны суда в своих контрреволюционных целях. Президиум прошел мимо этого факта и не случайно. Состав Президиума проявил в этом случае свою близорукость и ничего по дальнейшему разоблачению врагов и очищению коллегии от примазавшихся элементов не сделал. Президиум даже не изжил вредительской деятельности разоблаченных врагов, не занимался вопросом ликвидации последствий вредительства в коллегии», - говорил некто П.А. Воскобойников, бывший работник областного суда, как раз накануне собрания принятый в члены коллегии защитников.

Но всё это были пустые слова без признания Николая Голубкова…

А в это время Павел Николаевич Голубков избивался палачами и захлебывался кровью в подвале внутренней тюрьмы УНКВД. Он отказывался отправить на смерть своих коллег…

План публичного и победоносного уничтожения «старорежимной» адвокатуры был сорван.

Конечно, это не могло остановить расправу. Общее собрание адвокатов было перенесено, а среди адвокатов распространили слухи о том, что Николай Голубков – враг народа. Без дополнительных разъяснений. Слухи распространялись активно, новой власти нужен был поверженный и посрамленный враг. Но в предательство Николая Голубкова никто из адвокатов не верил.

Коллеги не имели возможности заглянуть в материалы уголовного дела в те дни.

Я такую возможность имею сейчас.

«Виновным себя не признал», - значится в нём.

А это значит, что не предал. Чтобы представить глубину мужества и ответственности этого человека, представьте, что вас избивают полтора года без достаточного количества света, пищи и воды.

Он один противостоял убийцам адвокатуры и победил…

Вместе с этим в материалах уголовного дела находится паспорт нашего коллеги. Не сумев сломить его дух и волю, кто-то из карателей в бессильной злобе вырвал из него фотокарточку Николая Евгеньевича. Это была жалкая месть герою.

У него не было родственников. Он не был женат и не оставил потомков. Как-то не сложилось. Уж слишком много глобальных потрясений вписалось в его недлинную биографию. Только - истлевшие листы бумаги, но и их не так много… Но какая сила, какая мощь и порядочность заложена в этой короткой фразе, оставшейся после него – «виновным себя не признал». И это то материальное, что осталось от человека.

Но куда важнее – наша память о нём. Пока мы живы, будем помнить...

Николай Евгеньевич Голубков был убит 11 сентября 1938 года.

Реабилитирован прокурором Новосибирской области 27 апреля 1993 года.